Побег из Севастополя прошёл как по маслу. Иван за десять минут дотопал до маяка, попинал запертую изнутри дверь и пошёл к воде. То, что дежурный смотритель маяка хоть и вооружён арбалетом, но, как правило, спит без задних ног, ему успел рассказать Изя, когда они проезжали мимо. В море зажёгся огонёк. Маляренко торопливо щёлкнул трофейной зажигалкой и запалил содранную с Алины льняную юбку.
Маляренко не хотел унижать оглушённую женщину, но делать было нечего — Изя весь, с ног до головы, был затянут в кожу.
Огонёк во тьме мигнул несколько раз. Маляренко вздохнул, прислушался к шуму прибоя, раздававшемуся из кромешной тьмы, и полез в воду.
До лодки Ольги он дотянул на пределе сил. Ваня так нахлебался морской водички, что когда эта миниатюрная женщина каким-то образом сумела затащить его на борт, немедленно этот самый борт и облевал. Вдобавок ко всему Маляренко зверски замёрз, а усиливающийся холодный ветер леденил тело и заставлял Ваню дрожать и клацать зубами.
Апофигеем стала судорога, которая свела ногу.
«Бля!»
Маляренко, стиснул зубы, содрал с себя рубашку, штаны и, оставшись в одних трусах, на карачках пополз на помощь женщине, которая пыталась поднять парус.
Ночной переход Иван запомнил плохо. Он как робот, повинуясь коротким командам с кормы, то поднимал парус, то приспускал его. Лодка шла в полной тьме, зигзагами, постоянно кренясь с одного борта на другой. Каким образом капитанша ориентировалась в пространстве, Маляренко не понимал, но факт есть факт — как только на востоке заалел рассвет, Иван с удивлением обнаружил, что лодка находится прямо напротив бухты бывшего посёлка рыбаков, ныне именуемого Ялтой. Ольга отмела предложение своего пассажира немедленно зайти в гости, а отвела судёнышко в укромную бухточку десятью километрами далее, где Ивану снова пришлось поплавать. Сначала с одним канатом к камням у одного борта, затем с другим канатом, к другим камням у другого борта судёнышка. Лодку поставили на растяжку, сбросили якорь и лишь затем Иван и Оля переправились на берег. Женщина оказалась предусмотрительной. В плотно закрытом бочонке, который Иван толкал перед собой, нашлась сухая одежда и кое-что из еды. Переодевшись и согревшись у костра, беглецы перекусили осточертевшей рыбой и неспешно полезли сквозь заросли в сторону Ялты.
Ольга шла в посёлок, едва переставляя ноги. Как ей удалось удержать себя в руках этой ночью, она не знала. А утром, на берегу, когда они переодевались возле костра? Она едва не набросилась на этого мужчину. Сколько же у неё никого не…
Б-р-р-р! Женщина помотала головой. Идти было неудобно. Внизу было жарко.
«А ведь он…»
Мысль, которая пронзила мозг, заставила Ольгу застыть на месте. Даже желание отступило на второй план.
«А ведь он НАСТОЯЩИЙ!»
— Мамочка!
Ноги у Оли подкосились.
«Он настоящий Иван. Он ВЕРНУЛСЯ?!»
Женщина сидела на тропинке и невидяще смотрела, как темнеют сосны на противоположном склоне горы. Как исчезает яркая оранжевая полоса света и наползает снизу синяя тень. Из ступора её вывело интеллигентное покашливание.
— Я могу вам чем-нибудь помочь?
Оля вздрогнула и подняла глаза. Прямо перед ней, на тропинке, стоял долговязый худой мужчина с копьём на плече и свежим багровым рубцом через всё лицо.
Они узнали друг друга сразу. Шестнадцать лет для этих людей и пять лет для Ивана, что прошли со времени их похода на «Мечте» не имели никакого значения. Игорь Ермолаев, Виталий Николаевич, бывшие палубные, Пётр и Дмитрий, Настя и её муж Михаил сидели и спокойно смотрели на воскреснувшего человека, который столько сделал для них. И чью память они так и не предали. Рыдания Насти и скупые слёзы мужчин были уже позади. Маляренко сидел в глинобитной хижине, которую он постеснялся бы назвать домом, и ему было хорошо. Спокойнее, уютнее, чем в его собственном лодочном сарае.
— Дом, ребята, это не стены. Это люди, которые тебя окружают. Вот так.
В главную и единственную комнату дома Игоря двое неизвестных Ване мужчин, пытхя, затащили большущий стол.
— Дядя Ваня, — здоровенный мужик, утёр пот и протянул ладонь, — вы меня не помните? Я — Егор. Из Новограда. Мы с вами…
— Помню, в госпитале вместе лежали. Ты здесь как?
— Да меня Виталий Николаевич у Алексеева выкупил. Меня и Женьку.
Второй мужчина, с широченными могучими плечами борца-вольника, осторожно пожал руку немолодого человека, о котором столько слышал и прогудел.
— Евгений Игоревич, очень приятно.
Не успел Ваня подивиться тому, что сорокалетние мужики называют его «дядей Ваней», как в комнату вошли женщины.
— Надя? Вика?
Бывшая канадская стюардесса, жена Виталия, была всё так же стройна и изящна. А племяшка…
Вика бросила узелок на стол.
— Папа!
Маляренко сглотнул комок в горле и обнял приёмную дочь.
— Папа, я знала что ты вернёшься.
«Дом там, где тебя любят и ждут…»
— Игорь, Николаич, — Маляренко обвёл глазами собравшихся людей, — как же я рад вас всех видеть!
— … да ладно, Иван Андреевич, — Ермолаев наполнил стаканы снова, — пусть подавятся, выпьем! За вас! За Ивана Адреевича!
Комната немедленно отозвалась дружным рёвом.
— Уррра!
— За Вас!
— Пьём!
Люди так искренне радовались, что Маляренко на секунду «выключил» мозг, выдул залпом стакан самогона, встал и двинул речь, суть которой сводилась к одному.
Как он счастлив, что «вы, дорогие мои человеки, есть на этом свете»!
С улицы ароматно пахло дымом и готовящимся мясом. В животе у Вани громко заурчало, Ермолаев поднял бровь и женщины засуетились в два раза быстрее.