— Эй, мужик! Мужик!
Сначала в голову пролез грубый и хриплый голос, а потом по ноге увесисто прилетело.
— Подъём! День уже. Проспишь всё.
Маляренко продрал глаза и сел.» Ежа», который закрывал вход в убежище, не было. Вместо него в узкой просеке маячили три рожи.
Ваня навёл резкость.
«Нет. Всё-таки это лица»
Три паренька лет шестнадцати-семнадцати с любопытством разглядывали незнакомого человека, который барахтался спросонья среди кустов, пытаясь сесть на пятую точку.
— Э, мужик. Ты кто?
Над лопоухими пацанами возникла лошадиная голова, а над ней — ещё одна… рожа. Хмурое опухшее лицо принадлежало мужчине лет сорока. На голове его был кожаный шлем, а из-за его плеча торчал ствол автомата.
Иван, наконец, сел.
— Да я это…
Молодежь разглядывала его, словно какую-то картину, не проявляя ни малейших признаков агрессии и даже улыбки, которыми пацаны сопровождали попытки Вани подняться, не были злыми.
— … в Севастополь иду.
» Дядька» причмокнул, лошадка прянула ушами и увезла своего наездника за плотную стену кустов, оставив Маляренко наедине с парнишками.
» Педагог, блин!»
Парень, стоявший в центре, приосанился и ломающимся баском поинтересовался.
— А зачем? А откуда? А кто ты такой? А…
За кустами досадливо сплюнули.
— Курсант Лужи-и-и-ин…
Парнишка запнулся, а Иван во все глаза уставился на парня.
» Точно! Как же я сразу то не признал? Копия — отец! Наверное, это младший…»
Маляренко широко улыбнулся, выбрался из» клумбы» и протянул сыну друга свою руку.
— Здравствуй…
Всё изменилось в долю секунды. Лужин-младший ухнул и отпрыгнул на два шага назад, а» дядька», сидевший на лошадке и лузгавший семечки, вдруг оказался на земле и с автоматом в руках.
— СТОЯТЬ! Ни с места!
Курсанты тоже даром времени не теряли: Лужин уже стоял с шашкой в руке, второй парень встал за его левым плечом и приготовил дубинку, а третий — оказался справа и сбоку от Ивана.
Маляренко отмечал всё это автоматически, мало задумываясь над тем, что вокруг происходит. В голове крутилось только одно: «что-то я сделал не так». Когда Ваня увидел, что «дядька», присев на одно колено, внимательно изучает сквозь прицел степь за спинами ребят, ему совсем поплохело.
— Да стою я, стою.
Лужин перекинул из-за спины маленький круглый щит, прикрылся им и вытянул клинок вперёд.
— Руку подними. Правую.
Глаза парня недобро зыркали над краем щита.
Почти всё стало ясно. Ваня посмотрел на свою изуродованную ладонь, хмыкнул и сделал как велели.
— Имя! Фамилия!
— Иван, грхм… Маляренко.
Справа что-то мелькнуло, в голове взорвалась бомба и Иван потерял сознание.
Собирая посылку, Ваня общался с массой людей. С умными, очень умными и чересчур умными. К последним относилась группа социологов. Толку от их» консультаций» было ноль, но то, что именно от них Маляренко успел нахвататься много интересных вещей — факт. С остальными группами консультантов Ваня общался по системе «зачёт — не зачёт», то есть «нужно — не нужно», особо не вникая в производственные тонкости, а вот заумные речи социологов как-то запали в душу.
Сейчас, по прошествии второй недели, что Маляренко проводил в заключении, до Ивана очень чётко дошёл смысл определений «объект — субъект». Раньше, до того, как он оказался в этой уютной, мокрой, вонючей яме, вырытой в центре каменного сарая, Иван был объектом. Независимой единицей, которая принимала решения, и вокруг которой крутилось всё.
Нынче всё было наоборот. Даже хуже. Два-три раза в сутки сквозь решётку, закрывавшую выход из колодца, бил луч света и гордый мальчишечий голосок рассказывал очередную историю о том, как он лично поймал «государственного преступника». Причём эту фразу курсанты произносили с таким торжественным придыханием, что Иван, сидевший внизу, поневоле начинал гордиться своим статусом. Хреновым, но трындец, каким мощным.
— … а я ему — руки вверх! А он, как…
«Интересно, они деньги за экскурсии берут?»
— Э, пацан! Степанова сюда позови.
Наверху пискнули и затихли.
— Поговори ещё у меня! Без еды останешься!
«Козлы!»
Каждый день Иван получал по две небольшие солёные-пресолёные рыбёшки и баклагу выдохшегося пива, разведённого пополам с обычной водой. Вкус у этого пойла был мерзким, но после рыбы даже такое «пиво» шло на ура.
— Молчу, молчу. Не ругайся курсант. Уж больно ты грозный.
Наверху довольно засопели, а потом девичий голосок, с плохо скрытым обожанием произнёс.
— Ты… его… сам?
— Сам!
И тут безымянный мальчишка произнёс слова, которые в один миг ответили на все вопросы Ивана и сложили разрозненную картинку в единое целое.
— В прошлый раз за самозванца сразу лейтенанта дали и дом построили. Вот и я…
Остаток речи пацана потонул в восторженном писке девушки.
«Ай, бля-аааа!»
В башке Ивана щёлкнуло. Сразу стали понятны и сбивчивая речь Ольги, и реакция патруля на его руку и имя.
«Меня здесь сколько не было? Девять лет? Вот ведь… лже-Дмитрии были, почему бы не быть лже-Ивану?»
— … сразу женюсь!
Наверху сначала смачно целовались, а затем девичий голосок деловито предложил.
— А я госпоже о тебе расскажу. Вечером они приезжают и меня точно позовут за детьми присматривать. Вот я про тебя и расскажу. Что это ты…
Дверь в сарай скрипнула и закрылась.
«Уж. Замуж. Невтерпёж.»
Маляренко с надеждой посмотрел вверх, вздохнул и попытался заснуть.