«Три дополнительных года лишними не будут! Уффф!»
— В общем так, Петрович. Никакой я не беглый зек. И не раб. И не заплутавший в тайге браконьер. Я даже не бомж. Просто я оказался здесь и всё. Так уж вышло.
Пробойник сам собой оказался в ладони.
— Да. И ещё у меня тут дело одно есть.
Старый егерь покивал с понимающим видом.
— Дело, оно, конечно…
Закончивший завтрак старикан кряхтя поднялся и ушёл в свою спальню, бормоча себе под нос.
— Дело, оно, да…
Маляренко проводил Петровича взглядом и уставился в окно. В мутное волнистое стекло было видно, как из-за тёмной стены елей, стоявшей сразу за огородом деда, выползает ярко-алый блин солнца. Отчего заиндевелые постройки вспыхивали мириадами огоньков. Ваня поскрёб ногтями стекло — тонкая корочка льда раскрошилась, наведя резкость на картинку за окном. Судя по звенящему от чистоты воздуху и безоблачному голубому небу, мороз на улице стоял лютый.
Ивана передёрнуло.
«Нафиг! Не пойду я никуда…»
Ещё до завтрака Ване пришла мысль, что он дюже сильно загостился. Да и жителей деревеньки объел изрядно. На все попытки объяснить хозяевам, что он обязательно вернётся и рассчитается за всё, Петрович только махал рукой, а бабульки возмущённо фыркали. Руки, ноги, нос и уши, хоть и были до сих пор потемневшие от обморожения, но чувствительность восстановили давным-давно, а цвет постепенно приходил в норму. Спасибо деду — вовремя заметил. Повиси Иван на этом заборе ещё минут десять и никакие растирания снегом уже не помогли бы.
— Дела, говоришь?
В дверном проёме стоял Петрович, небрежно держа в руках ружьё. Маляренко от удивления поперхнулся.
— Дед, ты чего?
Егерь переменился за долю секунды, из старичка превратившись в ОХОТНИКА, который увидел ДОБЫЧУ. Дуло ружья смотрело прямо в лоб Ивану, который в эту самую секунду понял, что дед, если понадобится, пристрелит его и не поморщится.
Ваня струхнул.
Дед посмотрел ему в глаз через прицел и процедил.
— Рассказывай. Кто ты и что ты.
Старик взвёл курки и Иван рассказал.
— Петрович, ты как, в порядке?
Маляренко налил ещё грамм пятьдесят мутного самогона и пододвинул его к старику.
— И закусывай, закусывай, дед.
— Нормально, — Петрович смотрел в окно, но, похоже, ничего не видел, — вот оно как получилось. Может, оно и к лучшему…
— Что?
— Жена померла уж лет семь как, да и дети тоже. Старшего браконьеры убили. Давно. А младший в город уехал. Да и сгинул там. Говорили, под машину попал. Внуков я так и не нажил.
Старик повернулся к Ивану.
— Верно говорят — что ни делается, всё к лучшему.
Маляренко глотнул остывшего чайку. Рассказ занял почти час и горло неприятно саднило.
— Дед. Я тебе такую фантастику рассказал, а ты мне поверил. Почему?
Петрович «ожил «.
— Когда тебя бабки в сенях снегом тёрли и в порядок приводили я лыжи взял, собачек своих свистнул и…
— По следу?
— Догаааадаааа! А идти то там — метров семьсот. А след после тебя был знатный. Ты ж целину на пузе пропахал как трактор какой. В аккурат на мой покос. И вот стою посреди поляны. До ближайшего дерева шагов двести. Вокруг нетронутые сугробы по пояс глубиной, а твой след прямо в центре покоса и заканчивается.
«Как всё просто то, а!»
Ваня почесал лохматый затылок и автоматом поправил.
— Начинается.
— Ну да, — согласился дед, — начинается. Вот стою я там на лыжах и думаю — с вертолёта тебя сбросили, так обмело бы там всё от винтов. Да и шум бы мы тут, в деревеньке, услышали бы. С самолёта… А парашют где? Я там всё облазил. Всё посмотрел. Свой покос то я как свои пять пальцев знаю. Вернулся я через деревню, посмотрел дорогу. Заметёна. И собачки мои ничего не нашли. А собачки у меня — таких ещё поискать.
Старик замолчал, испытующе глядя на Ивана, а потом, всё же, не удержался.
— Ну и как там?
Маляренко посмотрел на примороженного к стене оленя на ковре, на перекошенные оконные рамы и честно ответил.
— Лучше чем здесь. Уже лучше. Начинали то мы с шалашей…
— Да погоди ты! А сюда зачем? От жены, от детишек своих…
В голосе старика была такая боль, что у самого Ивана заныло в груди.
— Дед. Не трави душу, а? Это там я думал, что поступаю правильно. А сейчас как подумаю, что больше никогда их не увижу, то выть хочется. До меня только сейчас дошло, что сыну моему не станки эти грёбаные нужны, а я. Его отец.
Маляренко совсем уж было решил раскиснуть и начать размазывать сопли по столу, изливая деду душу и хряпая самогон, но удержался. Старик это чутко уловил, одобрительно кивнул головой и убрал бутылку со стола.
— Слезами горю не поможешь. Что сделано — то сделано. Надо жить дальше и помнить для чего ты здесь, парень. Дел у тебя действительно полно. Давай думать, как тебе отсюда выбраться.
«Еду я на родину…»
Ю. Шевчук
В родном городе Вани, в Алма-Ате, присутствовал только один лыжный вид спорта — горнолыжный. Ездить на Чимбулак Ивану было лень, поэтому на лыжи он так и не встал. Затем, в Крыму, по понятным причинам, необходимости в лыжах тоже как-то не возникло, так что вчерашний марш-бросок в компании с дедом, был для Вани самым первым опытом в этом деле.
И первый блин не стал комом!
Дождавшись, когда морозы хоть немного спадут, Иван в сопровождении Петровича, встал на самодельные широченные лыжи и пошёл на «большую землю «. Собирали Ваню всем миром. Мирком, если быть точней. От егеря Ивану достался старый тёмно-синий китель со следами споротых петлиц и погон и форменные брюки. Тоже тёмно-синие и донельзя архаичные на вид.