Костя скрипнул зубами.
Им здорово повезло, что турки их вырезали ещё там, на кабачковом поле — а иначе б умирать им пришлось долго и очень затейливо.
«Алкашня!»
Делёж в общине приутих — общий враг на время всех сплотил, но… опять вылезло «но «. Рабочих рук в городе резко поубавилось и пришлось на рабские работы выводить СВОИХ. Даже женщин.
И народ побежал. Сначала понемногу, но кружившие вокруг Новограда «партизаны» заставляли уходить людей большими компаниями «по интересам «. Кольцовские ребята и ополченцы метались по долинам и по взгорьям и смогли ополовинить количество беглых рабов, но остальные как сквозь землю провалились. Конечно, была у Кости мысль, что они просто передохли, но надеяться на такое счастье он не смел.
Кольцов делал что мог. Собрал большой Совет. Давал обещания. Угрожал. Заигрывал. Но всё было напрасно — лодка под названием Новоград уверенно шла ко дну. С первыми весенними деньками, когда дождливая зима подошла к концу, лучшие и самые работящие люди общины, недовольные тем, что им приходится кормить кучу дармоедов, стали уходить толпами. Из семисот с лишком человек, живших в городе прошлым летом, к марту месяцу в Новограде осталось, дай Бог, двести. И ещё две сотни сидело в кандалах в рабской пещере.
Последней каплей, переполнившей чашу терпения Кольцова, было бегство конезаводчика и работников инструментальной мастерской со всеми лошадями и ИНСТРУМЕНТАМИ. Из пещерного склада!
И тогда Костя решил карать.
Снизу послышался шум и пыхтение. Десяток взмыленных пожилых мужчин волокли в гору огромные тюки с палатками, припасами и большими щитами, которые бойцы просто поленились нести лично.
Кольцов открыл глаза и выкинул все мысли из головы.
Носильщики попадали на землю, жадно ловя ртами воздух, а отдохнувшие солдаты похватали щиты и изготовились к бою. Кольцов поднял с земли свой щит — большой, сплетённый из толстых ивовых прутьев и обтянутый толстой шкурой. Весил он немало, но за таким никакой пращник не будет страшен.
— Ладно, бойцы. Осталось немного. Назад на лошадях двинем. И это…
Взгляд Кости упал на тело Севки и потяжелел.
— … все их девки — ваши.
Идти со щитом, в шлеме и в кожаном панцире по горной тропе, забирающей круто вверх было очень нелегко, но сорокалетний Константин Сергеевич не жаловался, а подавая пример остальным, пёр в гору словно танк. По щиту увесисто бахнуло. Причём в район, прикрывающий лицо.
«Меткий, гадёныш»
— Веселей парни. Поднажмите, ни хрена он сделать не сможет.
Парни за спиной хрипя и матерясь, вяло согласились и поднажали.
«Кровь? Севкина»
Чёрный потёк на камнях неприятно кольнул глаз. Кольцов отвернулся и полез дальше, из последних сил держа над головой тяжёлый щит, по которому каждые десять секунд гулко бил очередной камешек.
«Ещё. Ещё немного»
До небольшого уступа, лежащего прямо перед ПОСЛЕДНИМ подъёмом на входе в долину, оставалось всего десять шагов, когда бойцы сзади заорали дурными голосами.
— Батя, поберегись!
«Чего ещё?»
Удар в щит был просто сокрушительным. Кольцова качнуло назад, так что он едва не улетел вниз по склону, но могучее и тренированное тело борца-вольника устояло. Левая рука онемела и Костя уже её не чувствовал. Щит рухнул на землю.
Последнее, что в своей жизни успел увидеть Константин Сергеевич Кольцов — был большой светло-серый булыжник, летевший прямо ему в лицо.
«Гдебаблобля?»
Извечный вопрос.
Первого сентября в Севастополе случились две вещи. Прежде всего — первый звонок в новой, только отстроенной школе.
«Ничего не меняется в этой жизни»
Возле здания школы шла линейка. Торжественный до изумления Борис Михайлович вещал о пользе образования, рядом стояли две учительницы Валерия Владимировна и Светлана Евгеньевна, супруга директора школы.
Ваня едва сдерживался чтобы не захихикать. Дети, все как один, стояли с цветами в руках, а мамочки лили слёзы умиления над белыми бантами девочек и галстуками мальчиков.
— Ой!
Ногу припечатала Машина пятка. Любимица улыбалась, глядя на детей, и делала вид, что слушает Директора, при этом шипя краешком рта.
— Молчи! Маляренко, молчи. Только попробуй что-нибудь ляпнуть. Прибью!
Хозяйка Севастополя уловила готовящийся ржач мужа и резко его пресекла.
«У. Змеюка!»
Ваню всегда поражало умение Манюниего ОЩУЩАТЬ.
— Не буду, не буду.
Школа была хороша! Два больших, светлых класса. Печка-голландка и почти настоящие парты. И стулья. И чёрные классные доски, сделанные из кусков пластика. И очень яркое электрическое освещение. На детском здоровье и, тем более, на детском зрении, Мария Сергеевна не экономила. Над каждой партой висел персональный светильник! Про дощатый пол, остекление, с кровью выдранное из Юркиного коттеджа, и занавески на окнах можно было и не упоминать. К процессу образования маленькая крымская община подошла со всей серьёзностью.
Самым смешным во всей этой котовасии было наличие «школьного автобуса «. В Юрьево была специально изготовлена большая КРЫТАЯ повозка, для доставки учеников в школу номер один города Севастополя. Егорыч, самый бодрый из Толиковских стариков, должен был каждое утро привозить детей в школу, а потом отвозить их домой. Кроме того этот шустрый дед устроился школьным истопником, уборщиком и дворником. За десять копеек в месяц.